В силу своего положения и места работы Шауро приходилось быть очень осторожным в принятии тех или иных решений. Я столкнулся с этим, когда обратился к нему за содействием в издании книги Марио Дель Монако. Предыстория этого такова. Одно время я очень увлекался видеофильмами — собирал киноклассику, старые, серьезные фильмы. А переводить их мне стали друзья-переводчики. Среди них были Алексей Михалев, блистательный знаток английского языка (к сожалению, Алексея уже нет среди нас), потрясающий переводчик с итальянского Николай Живаго, Андрей Батрак с немецким. Они переводили не корысти ради, потому что те картины, которые мы смотрели у меня дома, для видеоиндустрии коммерческого интереса не представляли. Мы смотрели фильмы Феллини, многосерийную «Сагу о Форсайтах», другие ленты, которые были не на потребу. Друзья-переводчики приходили ко мне домой, и мы часами сидели перед видеомагнитофоном. Ребятам самим было интересно смотреть настоящие фильмы, потому что те, которые им приходилось переводить ради хлеба насущного, надоедали.
Однажды Николай Живаго сказал мне, что у него есть книга, написанная знаменитым Марио Дель Монако. Было бы неплохо издать ее и на русском языке: замечательный итальянский тенор известен у нас, в Советском Союзе у него немало поклонников. Тем, кто запомнил его триумф в 1959 году, когда он приезжал в Москву и пел в Большом театре, было бы интересно прочитать о его жизни, о его творчестве. Во время одной из встреч с Василием Филимоновичем Шауро я рассказал о том, что предложил Николай Живаго. Шауро ответил:
— Не могу судить, насколько нужна такая книга, потому что не читал.
— Но ведь переводчик не будет специально переводить только для того, чтобы вы с ней ознакомились. Он потратит время, а вдруг вы скажете: «Нет, не стоит издавать».
— Может быть, сделать аннотацию?
В общем, Шауро не стал брать на себя решение об издании книги. Тогда я обратился за содействием к тогдашнему министру культуры СССР П.Н Демичеву. Петр Нилович поддержал нашу идею, сказал, что такая книга нужна и интересна. Вскоре вопрос о ее издании был решен.
Коля Живаго, поскольку я оказался в роли «свата» этой книги, предложил мне написать к ней предисловие. Я отказался, так как не настолько хорошо знал творчество Дель Монако и мог только рассказать о своих личных впечатлениях от его пения. Здесь требовался другой человек. И я сказал, что написать предисловие к книге Марио Дель Монако по праву может только Ирина Константиновна Архипова: «Она хорошо знакома с Дель Монако, не раз выступала с ним, дружила с его семьей. Лучше ее никто не сможет этого сделать. Тем более что Марио Дель Монако упоминает ее в своей книге». Книга Марио Дель Монако «Моя жизнь, мои успехи» вышла в издательстве «Радуга» в 1987 году. Певца к тому времени уже не было в живых. Ирина Константиновна написала послесловие к его книге.
На одном из чаепитий в кабинете Шауро в ЦК я затронул и тему нашего оркестра:
— Мне хочется, чтобы у нас был чисто эстрадный оркестр, не похожий на эстрадно-симфонический оркестр Силантьева. Юрия Васильевича я очень люблю и уважаю, считаю его первоклассным музыкантом. Но мне хочется, чтобы наш оркестр играл и джаз, и классику. У нас не так уж и много хороших эстрадных коллективов, чтобы бросаться такими музыкантами…
Шауро и спорил, и не спорил, как-то двусмысленно кивал, ни да, ни нет:
— Идея неплохая. А от чьего имени вы будете работать?
— Хорошо бы от имени Союза.
— А ваш Гейдар не обидится?
— Если на то пошло, то Гейдар Алиевич не может обидеться, если Муслим Магомаев станет руководителем Государственного эстрадного оркестра СССР.
Тем не менее вопрос о статусе нового оркестра остался открытым. Судя по настроению В.Ф.Шауро, от позиции которого зависело многое в решении вопросов культуры, наше государство в ту пору не очень-то и интересовало, будет у нас новый джаз-оркестр или не будет. Но мы уже начали работать, хотя были еще ни при ком. Нас приглашали выступать у себя различные филармонии. В это время в Баку ждали с визитом болгарского лидера Тодора Живкова. Мы были в гастрольной поездке, когда нас «завернули» в Баку для участия в правительственном концерте. По программе мы должны были выступать во втором отделении. Антракт после первого отделения затянулся, угощали гостей. Перерыв длился уже минут пятьдесят. Мы стояли, курили, ждали, волновались; аппаратура подключена, микрофоны, пюпитры, усилители. Все готово. Наконец дождались. Вышли на сцену. Настроение у публики хорошее, это мы почувствовали сразу. Грянули…
После концерта спросил у Гейдара Алиевича:
— Понравилось?
— Очень понравилось. Великолепные музыканты. Все отлично. Поздравляю.
Пользуясь моментом, говорю:
— Возможно ли наш оркестр назвать так: Азербайджанский государственный эстрадно-симфонический оркестр?
— Это впечатляет, — соглашается Алиев.
— Только есть «но». Азербайджанцев в оркестре раз, два и обчелся. Остальные, полный интернационал. Как наш родной Баку.
— Ничего, Муслим. Со временем и наши подтянутся.
— А музыкантам дадим высшие ставки.
Оркестранты обрадовались: оклады — лучше не бывает. Двести шестьдесят-двести семьдесят рублей по тем временам это полторы, две ставки. Плюс премиальные, командировочные, гонорары за студийные записи. Начали готовить программу. У нас были еще две певицы и вокальный квартет, так что получилась она довольно разнообразной. Показали Алиеву. Концерт слушали Кара Караев, Александра Пахмутова, Оскар Фельцман, бакинские музыканты. Одобрили. База у нас была в Москве, во Дворце культуры автозавода им. Лихачева.
После всех «вступительных экзаменов» началась у нас интенсивная работа — по двадцать, тридцать концертов в месяц. Переезды были непростыми. Ведь коллектив огромный, более пятидесяти человек, тонны аппаратуры, реквизита. Зато залы во время наших выступлений были полными. И все-таки план мы не выполняли, хотя директором оркестра работал мой друг Ильдрым Касимов. Очень долго он был моим импресарио (тогда это слово у нас не применялось, этих людей предпочитали называть администраторами). Ильдрым талантливый импресарио, типа Сола Юрока, и учился он своему делу у «последних могикан», прежних российских администраторов старого типа, у которых на первом месте был артист, а все остальное уже потом. К сожалению, та старая школа не подходит к современной концертной жизни: сейчас главное деньги, деньги, деньги. Ильдрым Касимов работает теперь директором Азконцерта.
Огромный коллектив нуждался в дотации: гостиницы, билеты, зарплата. Все это не могли окупить гастроли. Так просуществовали мы лет пять. Время наступало расчетливое. Культура, как и экономика, должна была быть экономной. Министром культуры Азербайджана стал Полад Бюль-Бюль Оглы. Он намекнул мне «по-свойски», что хорошо бы завязывать с большим оркестром. Я и сам понимал: хорошенького понемножку. Да и управлять коллективом такого размаха это особая профессия, не совсем творческая, вернее сказать, совсем не творческая. Музыканты народ вольготный, а тут еще джазмены, все живые гении. Вечером, после концерта, естественная слабинка. Утром сидит такой вот расслабленный за пультом, вареный, лицо кирпичом, улыбку ни за что не выдавишь. Глядишь на одного, другого, пятого, десятого. И тоска берет. Что тут поделаешь? Для слушателя музыка праздник, для музыканта работа. Да и самолеты, поезда, пароходы, гостиничная казенщина. И все это вдали от дома. А люди разные: кто-то молод, у кого-то уже семья, дети. К тому же джазовые музыканты у нас были мужчины, а струнную группу я для красоты сделал исключительно женской. Отсюда проблемы: кто-то влюбился, кто-то уже разлюбил. Ревность, ненависть, склоки, романтика примирения. Короче, жизнь! А надо, чтобы была одна команда. Вот думай и гадай, как из этого клубка проблем выпутаться? Так что я и без Полада чувствовал, что все, наигрались.
А потом в нашу жизнь ворвались синтезаторы и компьютеры. Началась совсем другая музыка, в прямом и в переносном смысле. Мои бывшие солисты и дирижеры оркестра Николай Левиновский (он был главным дирижером), Герман Лукьянов (он дирижировал и играл на флюгельгорне), гитарист Алексей Кузнецов, басист Виктор Двоскин, барабанщик Виктор Епанешников и другие известные джазмены рассеялись по собственным составам, по модным дуэтам. (К примеру, Кузнецов—Гаранян или Кузнецов—Бриль. Сейчас пианист и композитор Игорь Бриль работает со своим семейным составом, с сыновьями-близнецами саксофонистами; а у Георгия Гараняна теперь свой биг-бэнд). Кто-то (тот же Левиновский) подался за океан потягаться с неграми, что безумно трудно, а чаще безнадежно. Тут надо быть или гением, или… Джаз, баскетбол и легкая атлетика вотчина темнокожих ребят.